В социологии в последние десятилетия произошел ряд явлений, получивших название «повороты». "Возникли повороты в социологии, среди них: лингвистический поворот, рискологический, материалистический и культуральный. И социология в этих подходах не исчезает, а становится другой по содержанию и форме" [Кравченко, 2012: 19]. Н.В. Романовский насчитал – как мининимум - 12 таких «поворотов»: "исторический, культуральный, поворот к памяти людей, нарративный, аффективный, лингвистический, прагматический, семиотический, этический, онтологический, отношенческий, и поворот к повседневности" и др. [Романовский, 2007; Романовский, 2009].

<h3 id="text_content_item_2"><strong>Невнимание к человеческому языку традиционной социологии. </strong></h3> <p><strong></strong>Социология как самостоятельная наука зародилась в первой половине XIX в., у истоков её стоял французский философ О. Конт. Позитивистская социологическая мысль складывается как реакция на бурные социальные трансформации того времени, реакция на французское Просвещение XVIII и утопический социализм XIX в. По утверждению О. Конта, метафизическими были предыдущие социальные концепции, которые выстраивались не на реальности, а на абстрактных принципах &laquo;свободы&raquo;, &laquo;равенства&raquo;, &laquo;братства&raquo; и &laquo;демократии&raquo;, &laquo;освобождения&raquo;. Эти принципы должны были в силу своего абсолютного характера развить движения, столь же враждебные основам нового порядка, как и развалинам старого строя” [Конт, 2012: 95]. Конт утверждал, что социология должна исходить из &laquo;эмпирических фактов&raquo; и искать законы в &laquo;эмпирических фактах&raquo; подобно другим научным дисциплинам. Нет сомнений в том, что О.Конт отделил исследования социальных наук от традиционной схоластической и спекулятивной философии; он стал на путь получения исследовательского знания, фиксируясь на социальной практике и поиске законов.</p>

Э. Дюркгейма предлагал рассматривать социальные факты как вещи. По его мнению, социальные факты как проявление действий, мышления и чувств составляют предмет социологии. Они характеризуются объективностью и принудительной силой, т.е. существуют вне индивида и обладают по отношению к нему нормативно-принудительным действием. Он подчеркивает, что социология должна изучать конкретные социальные факты, а не общие общественные движения. Только тогда она перестанет быть абстрактной, метафизической наукой – так позднее Дюркгейм определял заслуги Конта (см.: [Дюркгейм, 1995]).

В позитивистской социологии субъект и объект рассматриваются как противоположные сущности, отрицается необходимость взаимодействия между объектом и субъектом. Позитивизм утверждает, что социология может изучать только объективные социальные факты, которые могут быть подтверждены экспериментальными методами. Позитивизм видит лишь социальные факты и не видит мотивы людей, скрытые за ними; субъективные факторы в реальности игнорируются. Социология изучает абстрактные эмпирические феномены, не принимая во внимание, в частности, повседневный язык субъектов.

М. Вебер критиковал позитивистскую социологию с позиции историзма за сведение человека и человеческой деятельности к абстрактным переменам. Он определил задачу социологии как «попытку интерпретации социальных действий», в результате чего начала формироваться гуманистическая интерпретативная социологическая исследовательская традиция. М. Вебер социальное действие определял как объект изучения социологии с особым акцентом на интенциональность действий, говоря, что социальное действие имеет человеческое субъективное измерение с ожиданием достижения определенной цели. Гуманистическая интерпретативная социология, представленная М. Вебером, расширяет социальные функции социологии: от познания действительности к ценностно-ориентированному осмыслению отношений между человеком и обществом. Однако для М. Вебера исследование социальных действий – это исследование построения идеально-типических конструкций или «утопий». Это означает, что социология для М. Вебера входит в реальность и уходит от нее. Понимающая социология М. Вебера не «укоренена» в реальной жизни и не в состоянии уделить внимание повседневному языку человека; лингвистический аспект оставался отделен от социологии (см.: [Вебер, 1991]).

Первым ввел лингвистические проблемы в социологию американский социолог Дж. Мид. В эпоху Дж. Мида бихевиористская психология была очень популярна. Бихевиоризм считает поведение человека пассивным ответом на стимулы внешней среды. Дж. Мид критикует бихевиоризм за игнорирование внутреннего опыта индивида и его субъективной инициативы. По утверждению Дж. Мида, животные могут производить прямые и автоматические ответы на стимулы, но люди имеют возможность использовать символы для представления их друг другу, обозначения предметов, мысли и жизненных переживаний. Без этой способности создавать и использовать символы модель организации человеческого общества не может формироваться, сохраняться и меняться. Человечество в высшей степени освобождено от инстинктивного и физического контроля, поэтому люди опираются на свою способность использовать символы для адаптации к окружающей среде, чтобы выжить. Следовательно, взаимодействие между людьми и взаимодействие между животными не одно и то же: взаимодействие между животными происходит через бессмысленные знаки, а взаимодействие между людьми - через значимые символы. Символы выступают проводником социального взаимодействия. Общее значение символов дано определенной группе людей - носителей языка. Каждый носитель языка имеет набор социальных характеристик. Следовательно, символы социальны, и символическое взаимодействие всегда является социальным взаимодействием. Символы, используемые людьми, являются в основном языковыми символами, но не только. Дж. Мид подчеркивает, что люди в общении используют и другие символы, приемлемые всеми, для коммуникации - мимика, жесты, звуки, интонация и прочие. Дж. Мид рассматривает языковую коммуникацию и символическое взаимодействие как внешние социальные явления, проникающие во внутренний мир человека. Фактически у Дж. Мида языковые проблемы выступают частью понимания и выражения общественной жизни. Следовательно, его подход к языку еще не говорит о лингвистическом повороте в социологии. Его концепция весьма близка психоаналитической антропологии, социальной психологии. Мида можно считать предвестником лингвистического поворота в социологических исследованиях (см.: [Мид, 2009]).

<h3 id="text_content_item_7"><strong>Внимание к человеческому языку в современной социологии. </strong></h3> <p><strong></strong>Под воздействием прагматизма середины ХХ в. после Дж. Мида лингвистические проблемы стали привлекать внимание социологов, что отражено в таких теориях как: символический интеракционизм, герменевтическая социология, социология повседневности, теория коммуникативного действия, рефлексивная социология. В унисон с усилиями Мида Ч. Кули разработал концепцию "зеркального я", У. Томас предложил понятия &laquo;определение ситуации&raquo; и &laquo;ситуационный анализ&raquo;, подчеркивая роль субъективных факторов в жизни человека и посредническую роль символов.</p>

Основные связанные с лингвистическим поворотом идеи символического интеракционизма можно резюмировать следующим образом: 1) использование символов - предпосылка формирования и развития разума, самого себя и общества; 2) язык является основным механизмом формирования разума и личности; 3) люди знают себя, окружающих и общество через язык; 4) поведение индивида зависит от его собственного определения ситуации. Другими словами, интеракция между людьми в основном состоит из контактов. Через язык, жесты и поступки люди осуществляют контакты. Позднее Г. Файн писал, что теория символистического интеракционизма делает успехи в шести основных областях: теория идентичности, коллективное поведение, культура и искусство, социолингвистика и теория социальных проблем. Он предложил обозначать три новые развивающиеся области - новые подходы в этнографии, исследование эмоций и символический интерактивный анализ организаций. Направления коммуникативной этнографии и интерактивной социологии в современной социолингвистике тесно связаны с теорией символического интеракционизма, фокусируясь на субъективных моментах человеческого поведения, активной роли сознания в человеческой деятельности и акценте на понимании и интерпретации процесса действия, а также на том, как сознание регулирует и направляет действия человека.

Еще одним стимулом появления феномена «лингвистического поворота» стала герменевтика - первоначально означавшая истолкование классических религиозных и иных текстов и выступавшая в качестве способа и искусства комментирования текста. Идеи герменевтики были выдвинуты немецкими учеными Ф. Шлейермахером, В. Дильтеем и впоследствии использованы для литературных и исторических исследований. М. Хайдеггер произвел их глубокое разъяснение и революционную реконструкцию. В трудах Х.Г. Гадамера, П. Рикёра и других исследователей они получили дальнейшее развитие.

М. Хайдеггер считает, что любое толкование и язык неразделимы, язык как понимание составляет априорную структуру человеческого существования. «Сущее с бытийным образом сущностного наброска бытия-в-мире имеет конститутивом своего бытия понимание бытия» [Хайдеггер, 2003: 174]. «Речь со-конституирует разомкнутость бытия-в-мире» [там же: 188]. Тем самым, человек живет в окружении языка, "язык есть дом бытия", "В жилище языка обитает человек". Язык – это не орудие человека, а способ существования человека в мире. Воззрения М. Хайдеггера называют «экзистенциальной герменевтикой». Хотя он затрагивает проблемы интерпретации, основной упор заключается не в собственно герменевтике, а в раскрытии онтологической природы языка, в извлечении имманентной связи языка и истолкования. Х.-Г. Гадамер с позиций герменевтики перенял и творчески применил идеи М.Хайдеггера. Гадамер полагает, что все феномены понимания по сути связаны с языком. "То, что является предметом познания и высказывания, всегда уже окружено мировым горизонтом языка" [Гадамер, 1988: 267]. Иначе говоря, жизнь человечества происходит в языке, язык и реальный мир имманентно объединены. Они находятся не в отношениях противопоставления субъекта и объекта, а в интегративном процессе. В силу этого исследование реального мира должно уделять особое внимание языку. Гадамер также указывает, что мы вовсе не выступаем в качестве субъекта языка, а являемся вовлеченными в языковой поток. "В буквальном смысле правильно было бы сказать, что не мы говорим на языке, но язык «говорит на нас» [там же, 274]. По существу Гадамер выступает с критикой инструменталистского подхода к языку, указав, что язык по сути не принадлежит конкретному человеку, а обладает "внеличностностью" ("прозрачность «я»"), существует лишь во время "диалога" "нас".

П. Рикёр внедряет в область герменевтики многообразие способов и результатов исследований гуманитарных наук, открывая обширные перспективы развития и применения герменевтики. Он вводит конструктивитское понятие "текст", полагая, что главное для интерпретации – истолкование текста, который выступает как записанная языковая цельность. П. Рикёр пишет: "На мой взгляд, текст гораздо больше, чем частный случай интерсубъективных коммуникаций: это парадигма дистанцирования в общении. Равным образом текст отображает фундаментальную характеристику самой историчности человеческого опыта, то есть общение на расстоянии и также проходя через расстояние" [Ricoeur, 1981: 93]. Очевидно, Рикёр рассматривает дистанцирование текста в качестве условия понимания. Одновременно дистанцированность текста – преграда, которую нужно преодолеть, чтобы вернуться обратно к субъективному замыслу автора, находящемуся за текстом. Кроме того, П. Рикёр указывает, что текст не только то, что написано буквами. Значимые действия также являются субъектом, поэтому и то, и другое имеет структурные характеристики как скрытый смысл, называние и др. Из сказанного следует, что интерпретационная доктрина применима в отношении действий людей, в результате чего герменевтика вступает в область социологии. В отношении акта говорения герменевтика не только достигает совпадения полями с социологией, но и приводит к содержательному изменению герменевтической социологии, еще большее внимание уделяя существованию языка в поступках, общении, взаимопонимании и др.

В исторических условиях перехода человеческого общества от доиндустриальной и индустриальной эпох к постиндустриальному обществ, базовые общественные противоречия разворачиваются от отношений между человеком и природой к отношениям между людьми. Центральной задачей социума становится регулирование проблем межличностной коммуникации. Способ мышления исследований в социологии начинает разворачиваться от образа мышления, основанного на бинарной оппозиции субъективного и объективного, к образу мысли о «межсубъектности», к анализу общественной жизни в межличностных отношениях. Здесь особая роль в повороте внимания социологов к языку выпала на долю этнометодологии.

Г. Гарфинкель в 1954 г. придумал термин «этнометодология», которым обозначил науку, изучающую способы, применяемые человеком в поведении в повседневной жизни для ведения дел. Этнометодология не только возвращает опорную точку социологии назад к обычной повседневной жизни, но и выступает за изучение общественных явлений, способов, которыми человек повседневно обустраивает и упорядочивает жизнь и взаимодействует при межличностном общении. Не только базовым предметом исследования социологии является обыденная жизнь. Социология сама по себе является видом повседневной активности. На взгляд этнометодологии то, что обнаруживается в обычной жизни, представляет не структуру, модель или иные абстрактные формы, а всеобщие «речевые акты», доступные непосредственному восприятию и обнаружению. Только изучая «речевые акты» повседневной жизни людей, можно действительно войти в жизненный мир, в соприкосновение с процессом повседневного опыта людей. А разговор с необходимостью неотделим от межсубъектного языкового выражения, телодвижений и др. Этнометодология стала играть значимую роль в лингвистическом повороте современной социологии, являясь важной страницей развития лингвистического поворота современной социологии.

Классическая социология касалась проблематики языка, не проникая вглубь проблемы. Этнометодология же применяет философию обыденного языка Л. Витгенштейна и других авторов, производя глубокий анализ и исследования диалогов обыденной жизни. Витгенштейн - основатель философии обыденного языка; его основной труд раннего периода – «Логико-философский трактат», а позднего – изданные после его смерти «Философские исследования». В этих работах он на базе воззрений Ф. Де Соссюра о том, что доязыковой мир является миром хаотичного опыта, выдвинул постулаты: язык есть деятельность, игра, в мире существуют вещи, которые «нельзя передать» языком. Л. Витгенштейн провел анализ правил построения «языковой игры», что, вместе взятое», оказывает исключительное влияние на этнометодологию. Еще один источник лингвистического поворота – постмарксистская критическая социология Франкфуртской школы, особенно идеи Ю. Хабермаса. Истоки его взглядов на социальную роль языка находятся в ранней Франкфуртской школе, современной западной лингвистической философии и других течениях. Ю. Хабермас производит преобразование и перестройку этих воззрений, одновременно предлагает более широкое видение проблемы - теорию коммуникативного действия, в которой он соединил культурную политику, этику дискурса и другие сферы.

Сказалось и новое состояние лингвистической философии. С конца 1950-1960-х гг. научные круги Европы и США провели целую серию дискуссий, в которых центральным и важным теоретическим вопросом является «язык». Метод лингво-прагматического анализа, имеющий своим ядром теорию речевого акта, которую создал Дж.Л. Остин и систематизировал Дж.Р. Сёрл, постепенно становится новым источником роста лингвистической философии, производит внутри неё новый «прагматический поворот» от семантики к прагматике.

Хабермас на основе критически развитой теории речевого акта, используя понятие «жизненного мира» (Э. Гуссерль) в качестве отправной точки, создал теорию коммуникативного действия. В 1976 г. он опубликовал работу «Что такое универсальная прагматика?», которая становится основой теории коммуникативного действия. Он полагает: главная задача универсальной прагматики состоит в том, чтобы "идентифицировать и воссоздать универсальные условия возможного взаимопонимания" [Соболева, 2002: 119], установить всеобщие предпосылки коммуникативного действия. «Я бы полагал, что не только, язык, но речь – то есть использование предложений в произносимом – доступны формальному анализу" [Habermas, 1979: 6]. Тем не менее, универсальная прагматика Ю. Хабермаса фокусируется не только на нормативных структурах речи, а на речевых актах и процессах речевых актов, на языковых способностях говорящего и языковом контексте, намерении, цели и эффекте, результатах и прочих обстоятельствах. На взгляд Ю.Хабермаса, понимание является прежде всего не когнитивной деятельностью, а практической деятельностью по взаимодействию (интеракции), т.е. коммуникативной деятельностью между субъектами. Поэтому предпосылкой коммуникативной теории становится установление всеобщих условий понимания. Из сказанного следует, что универсальная прагматика применяет формальный анализ в отношении процесса речи. То, на чем акцентируется внимание в общей прагматике Ю. Хабермаса, это не нормативная структура речи, а речевой акт и ход речевого акта, языковые способности говорящего и языковая мотивация, контекст, намерение, цель, результат и прочие обстоятельства. По Хабермасу, основным для понимания является не познавательная активность, а практическая деятельность по взаимодействию (интеракции) есть коммуникативная деятельность между субъектами. Отсюда следует, что предпосылкой коммуникативной теории становится установление всеобщих условий понимания. В универсальной прагматике Хабермаса речь выступает условием человеческой деятельности, понимание выступает целью человеческой деятельности. Заметно, что в изучении речи он вышел за рамки границ, в которых понимание является лишь инструментом. Он вводит исследования, включая язык в широкий план общественной жизни и межличностных отношений, в его лингвистической философии ясна социальность языка.

По мнению Хабермаса, "оратор может иллокутивно влиять на носителя и наоборот, поскольку конкретные обязательства речи связаны с когнитивно проверяемыми требованиями валидности" [там же: 63]. Иными словами, требование эффективности - нормативная основа осуществления рационализации речи. Требование эффективности обеспечивает базу рационализации речевого акта. Ю. Хабермас разворачивает фокус внимания от фразы к дискурсу, от семантического анализа к прагматическому анализу, выявляет нормативность и эффективность в реальной коммуникативной деятельности, ставит на первый план социальный практицизм языка. Создание теории коммуникативного акта приводит к тому, что с помощью философского инструментария мы оказываемся в состоянии истолковать человеческую коммуникацию. Тем самым она способствует тому, что взаимодействие между субъектами достигает взаимопонимания и согласованности. Ю. Хабермас выпустил серию работ по проблематике языковой коммуникации, речевого действия: «Коммуникация и эволюция общества» (1976), «Теория коммуникативных действий» (1981), тем самым расширив границы лингвистического поворота в социологии.

П. Бурдьё на основе критики лингвистических теорий Ф. Соссюра и Н. Хомского в качестве методологии использует теории практики и постулирует, что язык является частью целостной общественной жизни, в каждодневном социальном взаимодействии непрерывно производится языковая трансформация и формулирование. Одновременно, он показывает, что языковая трансформация может выражать властные отношения между людьми. От звуков речи, интонации до слова – всё отражает разные статусные ступени, классовую позицию. Все люди при использовании языка демонстрируют разную степень власти: "Фактически доступ к легитимному языку совершенно неравный, и согласно лингвистам, универсальная компетентность языка теоретически либерально предоставлена всем, но на самом деле она монополизирована некоторыми" [Bourdieu, Wacquant, 1992: 146]. На Бурдьё повлияла лингвистическая философия позднего Витгенштейна, который выступал за раздробление ограничений структуралистских взглядов на язык, изучение функций языка в языковой практике и ориентирование на язык и социальную деятельность, в особенности на тесную связь языка и власти, тем самым выдвигая исследования социальной философии языка на передний край современной мысли.

Одним из достоинств П. Бурдьё является то, что он оказался способным развить и сконструировать собственные воззрения на язык, заимствуя терминологический аппарат экономики ("рынок", "капитал", "прибыль", "производство", "потребление" и т.п.) и др. «Экономика языкового обмена» стала ядром социолингвистических взглядов П. Бурдьё. Язык предстает как экономический капитал, доступный для обмена. Если взять официальный в Российской Федерации «русский язык», внедряемый России в обиход, то писатель, создавая произведение, думает о максимизации «предполагаемой прибыли» в ходе языковых обменов, с необходимостью выбирает опцию как можно больше создавать произведения именно на «русском языке».

П. Бурдьё прилагает силы к тому, чтобы пересмотреть отношения языка и социальной жизни, его исходный пункт - «мягкое насилие», приносимое языком. Отношения «языка и символического насилия» становятся одной из главных тем его исследований. П. Бурдьё считает, что противоречия в общественной жизни остро проявляются через язык, все языки несут регулирующее действие в отношении общества. Высказывания, имеющие тенденцию функции конкретных политических целей и форм контроля, становятся мощными инструментами господства. «Языковое насилие» -важный фактор деформации человеческой жизни. Таким образом, "на долю социолога и выпадает собственно описание логики борьбы по поводу слов, ... понятно, что у него будут и проблемы со словами, которые он должен использовать, чтобы говорить об этой борьбе" [Бурдьё, 1994: 89]. Иначе говоря, социологии не только следует критически рассматривать функцию контроля языка по отношению к общественной жизни, но и переосмыслить то, как собственный язык социологии проникает в общество, входит в жизнь, воздействует на неё. Бурдьё интерпретирует социальные явления через языковые изменения. Одновременно с позиций социологии он анализирует исследовательскую модель языка, тем самым подрывая взгляды традиционной лингвистики на язык. Подобное переосмысление и критические исследования порывают с формальным лингвистическим анализом и отходят от метафизических исследований философии языка.

Дискурсивный анализ в качестве нового метода исследования в социологических науках придает междисциплинарным и трансдисциплинарным исследованиям языка еще более критический оттенок. Он использует в качестве цели исследования внутреннюю структуру языка и его функции, а через речевой анализ истолковывает социальные проблемы общественной жизни, чтобы схватить разнообразные динамические проблемы, имеющиеся между дискурсом и социумом, подчеркнуть роль языка в социальной реальности и построении знаний. Теорию дискурсивного анализа главным образом развивал М. Фуко.

Этот французский философ и социолог описывает значение общественных отношений, скрытых дискурсом, сплетаемую здесь сеть правовых отношений, в результате чего раскрываются отношения тождества между дискурсом и полномочиями. В этом смысле его теория дискурса может именоваться теорией правового дискурса, теорией дискурсивной власти. Согласно его взглядам, дискурс – не только мыслимый знак и средство общения, но и «средство и цель борьбы», «дискурс – власть», «человек через речь устанавливает полномочия»; чем более системным является использование «принадлежащей себе» речи, тем активней можно захватить власть, которые и приносит эта речь; если быть лишь сторонником и последователем, тогда не может быть права собственного голоса и дискурсивной власти (см.: [Foucault, 1980]).

Обычно дискурсивные теории считают, что человек является субъектом дискурса, однако М. Фуко полагает, что не человек выбирает правила организации речи, а правила выбирают человека для организации речи. Известны изречения М. Фуко: "не мы говорим слова, но слова, внутренне звуча в нас, сами себя говорят", "в словах мир говорит о себе". Поскольку мы не вольны в выборе языка для речи, а правилами языка передаем заранее определенное содержание, поэтому слова говорят сами себя, не мы говорим слова. Таким образом, субъектность создания и использования языка в традиционном смысле деконструирована, язык конструирует человеческую сущность. Язык оказывает влияние на общественную жизнь человечества, люди сформировали в отношении языка зависимость, от которой невозможно освободиться. Язык включает в себя ценностные ориентации, смысл жизни человека, общественные правила. В силу этого он становится базой строительства людьми общества. Таким образом, язык у Фуко обладает универсальной и всемогущей строительной силой. Теория дискурса М.Фуко стала аналитической парадигмой, широко применяемой социологами.

<h3 id="text_content_item_24"><strong>Лингвосоциология и социолингвистика. </strong></h3> <p><strong></strong>Термин &laquo;социолингвистика&raquo; впервые употребил в 1952 г. американский социолог Г. Карри в работе &laquo;Проектирование социолингвистики: взаимосвязь речи с социальным статусом&raquo; (A projection of socio-linguistics: the relationship of speech to social status). В мае 1964 г. в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса прошла конференция по социолингвистике. Она приняла термин &laquo;социолингвистика&raquo;, ознаменовав её зарождение. В качестве новой научной дисциплины социолингвистика направлена против двух лингвистических концепций XX в.: структурализм Соссюра и трансформационная грамматика Хомского. Первая утверждает: предмет исследования – язык, изучение языка ради языка. Последняя полагает: мы изучаем язык, чтобы проникнуть в человеческую психику. Обе концепции показывают, что лингвистика обладает тенденцией научности и детализации, но проходит мимо социальных функций языка. Социолингвистика изучает язык в социальной среде и включает общество в категорию лингвистических исследований. Она является результатом поиска и прорыва в традиционной лингвистике. В то же время в литературе Запада используется термин &laquo;лингвосоциология&raquo;. Французский лингвист М. Коэн первым подошел к вопросам социологии языка и внёс предложение о создании лингвосоциологии. Лингвосоциологи раннего периода представлены американским социологом Д. Фишманом, который полагает, что лингвосоциология это часть социолингвистики. Д. Фишман был признан представителем макросоциолингвистической школы.</p>

Существует два противоположных взгляда на взаимосвязь социолингвистики и лингвосоциологии. Сущность первой точки зрения в том, что нет строгого различия между ними. Д. Фишман не различает эти термины, используя их как синонимы в работе «Достижения в области социолингвистики» (1971). Но парадоксально, что он делит содержание социолингвистики и лингвосоциологии на макро- и микро- части. Микрочасть он называет социолингвистикой, изучающей социальные переменные (класс, возраст, пол, уровень образования). Макрочасть он называет лингвосоциологией, изучающей языковую политику, языковое планирование, языковые стандарты, языковые и этнические проблемы. В книге «Социолингвистика» британский ученый Р. Хадсон писал: «Разница между социолингвистикой и лингвосоциологией скорее в акцентах, то есть в зависимости от того, чем более интересуется исследователь - языком или обществом, а также от того, какими навыками он владеет больше – навыками анализа лингвистических или социальных структур. И существует большая область, перекрытая ими обеими: кажется бессмысленным пытаться делить две дисциплины более четко, чем в настоящее время» [Hudson, 1996: 4]. Позиция очевидна: два термина можно не различить; возможно использование лингвосоциологии и социолингвистики в соответствии с интересами исследователей. Противоположный взгляд настаивает на различении двух терминов, считая, что социолингвистика и лингвосоциолгия - разные научные дисциплины. Хабермас, Бурдье и Фуко ставили лингвистическое исследование в рамки теоретической основы социологии. Они придерживаются мнения, что лингвосоциология, социология культуры и социология образования - равные автономные современные социологические сферы.

На наш взгляд, единственное сходство между социолингвистикой и лингвистической социологией - это сочетание исследований языка и общества. Больше у них нет ничего общего друг с другом. Это объясняется следующими причинами: 1) Они принадлежат к разным научным дисциплинам. Лингвосоциология - это социология, она изучает общество через социальные языковые явления и социальные языковые факты, которые выступают инструментальными средствами изучения общества. В лингвосоциологии не рассматриваются языковые вариации. Даже если языковые вариации изучаются, то для решения социальных проблем. Напротив, социолингвистика как отрасль лингвистики изучает язык в отношении с обществом, изучает языковые вариации и языковые закономерности в социальном контексте. 2) Предмет их исследования различен. Лингвосоциология изучает общество в отношении с языком, в том числе социальные явления, социальные факторы, социальные последствия и т. д. Социолингвистика изучает язык в социальной среде. 3) У них разные отправные точки. Социолингвистика идет от языка, от языковых факторов, лингвосоциология идет от общества, от общественных явлений и институтов. Таким образом, разница между социолингвистикой и лингвосоциологией заключается не только в различии исследовательских интересов, но и в различии исследовательских методов и теоретических основ. Их нельзя смешивать.

<h3 id="text_content_item_27"><strong>Заключение.</strong></h3> <p>На наш взгляд, лингвистический поворот в социологии обусловлен двумя причинами. Во-первых, в философии и ряде гуманитарных наук возник лингвистический поворот, который дал толчок появлению лингвистических проблем в социологических исследованиях. Во-вторых, это неизбежный результат развития современной социологии. Зарождение лингвосоциологии дало новую дисциплину, производную и отдифференцированную от общей социологии. Особенностью современной науки является интеграция в диалектическом единстве дифференциации и синтеза в высокой степени. Взаимопроникновение дисциплин служит объективным требованием развития современного общества и неизбежной частью углубления сознания человека. Их нельзя смешивать. Лингвосоциология - дисциплина, производная и отдифференцированная от социологии. Особенностью современной науки является диалектическое единство дифференциации и синтеза, взаимопроникновение дисциплин как объективная потребность развития общества и неизбежная частью углубления познания.</p>

На наш взгляд, лингвистический поворот в социологии обусловлен развитием комплекса гуманитарных наук и философии. Лингвистический поворот, в свою очередь, стимулировал интерес к лингвистическим проблемам в исследованиях социологов. Это естественный ход развития современной науки.