Везде
О современной экономической науке с позиции гносеологического реализма
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
О современной экономической науке с позиции гносеологического реализма
Аннотация
Код статьи
S020736760014934-6-1
DOI
10.31857/S020736760014934-6
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Егоров Дмитрий Геннадьевич 
ORCID: 0000-0001-7122-3699
Должность: профессор
Аффилиация: Псковский филиал Академии ФСИН России
Адрес: Российская Федерация, Псков
Выпуск
Выпуск 5
Страницы
5-19
Аннотация

Автор считает, что методологические противопоставления нормативных и позитивных теорий, a также дедуктивно-аксиоматического и конкретно-исторического методов в значительной степени схоластичны. Обосновывается тезис, что «эмпирический поворот» в экономике, в сущности, есть регресс к методологии позитивизма конца XIX - начала ХХ века.

Ключевые слова
методология, нормативная теория, парадигма, позитивная теория, принцип, экономическая теория
Источник финансирования
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта «О единстве экономической теории» № 19-010-00092.
Классификатор
Получено
20.05.2021
Дата публикации
24.05.2021
Всего подписок
19
Всего просмотров
1453
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf Скачать JATS
1 гносеологический реализм – философская позиция, предполагающая принципиальную познаваемость мира, хотя на каждом конкретном этапе развития человечество располагает лишь знанием относительно истинным. Однако абсолютная истина как полное знание о мире вполне вероятно, никогда не будет достигнута. Тем не менее, в знании, наряду с элементами заблуждения, всегда присутствуют элементы истины.
2 Здесь важно отметить, что тезис о принципиальной познаваемости мира предполагает принятие следующих философских принципов: 1) признание существования мира; 2) признание существования истины; 3) признание единства мира (и истины).
3 Принцип существования мира, очевидно, необходим: если отрицать это существование, то что, собственно, мы собираемся познавать? Принципам [2-3] дадим комментарии:
4 Истина – соответствие мысли своему предмету. Это определение дано Платоном1 и было принято как цель деятельности сформировавшимся в Новое время социальным институтом науки: «цель научного познания – выработка истинного знания о мире» [3. C. 155]2. Любая мысль (а также упорядоченная совокупность мыслей, например теория) предполагает, что мир имеет упорядоченность: ибо мысль есть идеальная модель какого-то аспекта реальности, и будь мир полным хаосом, его нельзя было бы помыслить (построить его модель).
1. «…тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину; тот же, кто говорит о них иначе – лжет» [1. C. 615]. Вот одна из современных формулировок: «истина – соответствие приписывания присущности» [2. C. 10]. Очевидно их практическое совпадение.

2. А. Никифоров, не отрицая известных сложностей использования классического понятия истины (в частности, отсутствия четких и однозначных критериев истины), тем не менее указывает, что отказ от понятия истины разрушает ядро нашего мышления, – логику, и лишает смысла научную деятельность [4. C. 52, 56]. Мы полностью разделяем эту точку зрения.
5 Принцип единства мира означает единство законов, лежащих в основе этого упорядочивания. Его принятие лежит в основе науки: научное знание универсально, то есть не зависит от места и времени его получения. Единство мира подразумевает единство истины.
6 В настоящей работе мы предполагаем рассмотреть некоторые тенденции в современной экономической теории и методологии экономики с позиции гносеологического реализма (то есть, в том числе принятия принципов [1-3]).
7 В частности, мы предполагаем показать, что современная методология экономики отягощена рядом ложных (мнимых) дихотомий, ведущих к ее фрагментации. По нашему мнению, это есть признак скорее кризиса, нежели прогресса.
8 Также мы предполагаем эксплицировать некоторые следствия из признания «множественности истин» (что становится последние десятилетия «модным трендом»): по нашему мнению, вопрос об отношении к категории «истина» есть форма вопроса о демаркации науки от других форм знания.
9 Эти две обозначенные нами темы, по нашему мнению, тесно связаны между собой.
10 Нормативные теории – позитивные теории. Традиции разграничения позитивных (описывающих то, что в реальности есть) и нормативных (описывающих, какой экономика должна бы быть) экономических теорий как минимум 200 лет (см., напр.: [5. гл. 5]). Мы, конечно, не собираемся спорить с тем, что модель реальности в настоящем (а любая теория – это идеальная модель), и модель желательной реальности, – это не одно и то же. Вопрос в том, являются ли эти типы теорий принципиально разными не только по своему предназначению, но также и по методам построения, и по своей внутренней архитектуре.
11 Обсуждаемая дихотомия была четко сформулирована в рамках философии логического позитивизма3, а именно: принципы «позитивной» теории и можно, и нужно получать индуктивно (обобщая факты), а вот нормативные теории строятся якобы иначе: интуитивно находятся некие принципы, из которых дедуцируются следствия, которые и описывают желательное положение дел4.
3. Термин «позитивизм» зачастую употребляют весьма вольно. Мы понимаем под философией логического позитивизма (неопозитивизма, «3-го позитивизма») идеи Б. Рассела [6], раннего Витгенштейна [7] и философов Венского кружка о том, что в науке следует избавляться от метафизических предположений, – путем проверки научности теорий методом верификации: если теоретическое положение можно свести к фактам – оно научно, если нет – оно метафизично, следовательно – ненаучно.

4. Различие нормативного и позитивного в экономической науке обосновывалось также и апелляцией к «гильотине Юма», то есть невозможностью выведения этических принципов из фактов (при этом нормативное отождествлялось с этическим, а потому нормативные и позитивные аспекты экономики должны бы быть строго отделены друг от друга). Но это отождествление, как верно отмечает, например, У.Хэндс [10. C. 56-57], является ложным: нормативные аспекты экономики совсем не обязательно должны регулироваться этикой.
12 Но, как ясно показал, например, К. Поппер еще в первой половине ХХ века, выведение аксиом и принципов индуктивно (общего через единичное) не то чтобы сложно или «неэффективно», а просто невозможно [9. C. 88-93, 124-126], и исследования в области философии науки после Поппера определенно свидетельствуют, что никто с тех пор его аргументы не опроверг (см., напр.: [11]). Создание теории (нахождение ее принципов) – процесс неформализуемый, и определенно не является «индукцией из фактов» [12. C. 299, 336]. Иначе говоря, любое наблюдение, эксперимент (то есть наблюдение в специально созданных условиях), и вообще любая подборка фактов уже предполагают некоторую теоретическую схему, вне которой просто немыслимы. Любая попытка вывести общее из групп единичностей противоречива, поскольку образование группы уже предполагает общее в качестве своего основания [13]. Иными словами, исследователь, провозглашающий, что его теория «выведена из фактов», реально уже на стадии подборки фактов имеет некую теоретическую схему, которая и определяет то, какие факты будут отобраны. Наблюдение всегда целенаправленно: мы исходим из определенной задачи и наблюдаем (в принципиально бесконечно разнообразном мире) только то, что нужно для решения этой задачи. То, что наш гипотетический исследователь может не отдавать себе отчета в наличии у себя предварительной теоретической схемы – ничего принципиально не меняет в том, что он делает (хотя довольно сильно влияет на то, что он о своих действиях говорит и думает)5.
5. Конечно, наше изложение представлений о сущности научной теории по необходимости сжато. Подробнее см. [11; 14. С. 61-86].
13 Соответственно, принципиальной разницы между нормативными и позитивными теориями нет ни по методам их построения, ни по их внутренней архитектуре. По нашему мнению, никакая теория, взятая per se, вне контекста, не является ни нормативной, ни позитивной. позитивной или нормативной теория становится, когда она (ее принципы) ставится в соответствие либо какому-то фрагменту мира реального, либо какому-либо миру идеальному. Например: позитивна или нормативна теория общего экономического равновесия (ТОЭР) Эрроу-Дебре [15]? Если мы рассматриваем ситуацию электронных торгов с потенциально бесконечно делимым товаром, при большом количестве продавцов и покупателей, отсутствием агентов с доступом к инсайдерской информации, и ряде других условий, ТОЭР может рассматриваться как теория позитивная. А при переходе от плановой экономики к рыночной (в частности, в России в конце ХХ века) ее роль была, очевидно, нормативной: «главное – форсированная приватизация, а дальше все сделает рынок, ведь он обязательно придет в состояние оптимального равновесия, ибо это ”математически доказано”».
14 Другим примером является теория рационального выбора (ТРВ): «…теория рационального выбора является ядром современной микроэкономики, и микроэкономисты всегда считали ее… позитивной научной теорией» [10. C. 53]. В процитированной работе Хэндс приводит ряд примеров позитивной интерпретации ТРВ и констатирует «склонность все большего числа экономистов рассматривать ТРВ в качестве нормативной теории рациональности и отделять нормативное от этического» [10. C. 72]6.
6. Отметим, что в этой статье Хэндс не обсуждает критериев, при каких условиях та или иная интерпретация ТРВ уместна (ограничиваясь перечислением громких имен интерпретаторов), и понятно почему: выделение таких критериев (а ими может быть только соответствие/несоответствие принципов теории какой-то реальности: эмпирической либо идеальной) очевидно идет вразрез с инструменталистскими установками мейнстрима.
15 дедуктивно-аксиоматический метод – конкретно-исторический (эмпирический) метод. Эта дихотомия также идет от идей позитивизма: представления, что при исследованиях исторически конкретных экономических систем применяются якобы принципиально иные процедуры (сбор и обобщение фактов), нежели при дедуктивно-аксиоматическом построении универсальных теорий, – и потому это якобы принципиально разные методы. Ярким образцом такой логически ложной коллизии является «спор о методах» между К. менгером и Г. Шмоллером (по нашему мнению, эта дискуссия если что-то и продемонстрировала, то только догматизм и методологическую ограниченность обеих сторон).
16 У обозначенного в данном разделе противопоставления (сопровождающегося, как правило, рекомендацией следовать какой-то одной части вышесформулированной дихотомии7) есть немало сторонников и в ХХI веке. Так, в работах В. Ефимова [16] содержится критика мейнстрима именно как аксиоматизированной и математизированной теории (отчего, якобы, мейнстрим и неадекватен экономической реальности), и призыв к возврату к методологии Г. Шмоллера, к «конкретным теориям с опорой на факты» и т.д.
7. Мы имеем в виду, в частности, имевшую место в ХХ веке поляризацию «радикальный рационализм» (Мизес, Роббинс) – «ультраэмпиризм» (Хатчисон). В такой крайней форме эта дихотомия принадлежит уже истории экономических учений, однако тенденция одностороннего подхода к проблеме проверки экономических теорий, очевидно, существует.
17 По этому поводу мы отметим следующее. Наука – это иерархия теорий, от предельно общих (универсальных) до частных (объясняющих конкретные ситуации, используя теории универсальные). противопоставление общих (и потому абстрактных) и конкретных теорий – это «противопоставление» разных уровней единой иерархии. Так, в механике есть множество конкретных моделей и частных теорий, но никому и в голову не придет противопоставлять их абстрактным законам Ньютона. Что касается конкретно мейнстрима, его критика как предельно общей аксиоматизированной теории могла бы быть уместной, если бы разработкой аксиоматического ядра (например, в форме ТОЭР Эрроу-Дебре) все и ограничивалось. Но современный экономический мейнстрим, очевидно, не таков и представляет собой многоуровневую иерархическую научную программу с множеством достаточно конкретных теорий и моделей (многие из которых имеют не только эмпирическое истолкование и подтверждение, но и вполне конкретную практическую ценность).
18 Мы согласны с тем, что неоклассический мейнстрим дает во многом искаженную картину экономической реальности, – но дело тут не в аксиоматическом методе как таковом, а в неадекватно выбранных аксиомах8.
8. Собственно, аксиомы ТОЭР сами по себе вполне адекватны, пока мы рассматриваем ее как идеальную модель максимально эффективной экономики, эталон, к которому желательно стремиться. Эта идеальная модель – выдающееся интеллектуальное достижение. Неадекватными аксиомы ТОЭР становятся, если утверждать, что ТОЭР описывает не идеальный частный, а общий случай, то есть при неправомерном обобщении ее выводов.
19 Согласны мы и с тезисом о большой идеологической роли мейнстрим в апологетике современного мирового финансово-экономического порядка, но дело тут, по нашему мнению, не в аксиоматическом методе per se, а во вполне конкретных принципах субъективизма и методологического индивидуализма: именно они являются теоретической основой в идеологическом обосновании якобы ненужности эталона у резервной валюты [17]9.
9. А отсутствие эталона у денег, и, соответственно, каких-либо обязательств у эмитентов мировых валют, дает возможность практически безграничной финансиализации всей мировой экономики, и превращении ее в одно огромное казино.
20 Что же касается призывов опираться на «конкретные факты», «интервью», «рассказывание историй», etc, здесь мы повторим тезис предыдущего раздела: такой призыв в чистом виде просто не может быть осуществлен в силу невозможности вывести хоть что-нибудь из одних фактов. Сам по себе набор фактов, если он не структурирован теорией, не означает ничего, и из него ничего не следует: также как груда кирпичей (даже очень большая, и высокого качества) в отсутствие архитектурного проекта останется просто грудой кирпичей. Проект может не быть нарисованным на бумаге по строгим правилам, но тогда он должен быть в сознании строителей (пусть в форме образа, ментальной картины). Позитивистски настроенные исследователи, даже если искренне уверены, что «идут от фактов», все равно имеют общую теоретическую картину реальности (в нашем случае – экономической), пусть и неотрефлексированную (содержащуюся в сознании в форме образов и принципов «здравого смысла», ибо, в отличие от квантовой механики, для понимания большинства экономических проблем обычного здравого смысла вполне достаточно).
21 Если эта общая научная картина мира (в нашем случае – мира экономического) будет аксиоматизирована, само по себе это будет огромным плюсом. вопрос в соответствии системы аксиом и принципов экономической реальности.
22 Что же касается тезиса о якобы избыточной математизации мейнстрим, то, по нашему мнению, степень адекватности теорий связана не со степенью их математизации, а с адекватностью их принципов (и только с этим). Сама по себе математизация – при прочих равных, – очевидный признак прогресса в развитии соответствующей теории. Огромное количество статей, переполненных изощренными математическими построениями и совершенно бессмысленных с точки зрения понимания процессов в экономической реальности, связано, по нашему мнению, не с математикой самой по себе, а со схоластичностью постановки задач и проблем. Эта схоластичность мейнстрим вытекает не из методов решения задач, а из искажения восприятия реальности, воспринимаемой сквозь призму неоклассических аксиом. Замена математических формул словесными рассуждениями здесь ничего не изменит по существу (разве только станет очевидной убогость выводов, если она не будет скрываться нагромождением математических формул).
23 формальная элиминация «избыточной математизации» мейнстрим – это такая же формально-схоластическая идея, как и представление, что математизация per se может привести к прогрессу, ибо дело совсем не в степени математизированности. Так, работы К. Эрроу весьма математизированы, в то время как не менее известные статьи Р. Коуза [18-19] математических выкладок не одержат. В то же время Коуз в этих своих двух работах, в сущности, уточняет условия, при которых рыночное (сетевое) регулирование экономики приводит к оптимальному распределению ресурсов в социуме10, и по сути как Эрроу, так и Коуз развивают один и тот же неоклассический подход, – неоинституциональный подход просто приближает мейнстрим к реальности, но отнюдь не отменяет жесткое ядро мейнстрим (каковой является теория идеального рынка).
10. В первой из этих работ Коуз сформулировал понятие трансактных издержек, и показал, что при их наличии рынок может быть менее эффективным способом координации, нежели директивное управление, – из чего вытекает принцип отсутствия трансактных издержек для модели идеального рынка. Во второй работе Коуз показал, что рыночное регулирование эффективно только при полной спецификации прав собственности, – что дает еще один необходимый для модели идеального рынка принцип.
24 Ряд авторов выступает за отказ от универсальных аксиоматизированных теорий с несколько иной аргументацией: основываясь на тезисах о якобы крайней сложности и/или постоянной изменчивости экономической реальности, что и делает создание универсальной экономической теории якобы невозможным. Из этого делаются выводы: в экономике следует ограничиваться созданием конкретных моделей для отдельных ситуаций, не претендуя на большее [20]; знание аккумулируется в экономике не вертикально, а горизонтально, методом генерации новых моделей для новых проблемных ситуаций [21. P. 67], etc.
25 Здесь мы отметим следующее:
26 О тезисе якобы крайней изменчивости экономической реальности, меняющейся настолько резко, что перестают действовать закономерности, имевшие место ранее.
27 По нашему мнению, за последние 100 лет случилось лишь одно принципиальное изменение экономической реальности: появление в 1971 году ничем не обеспеченной резервной валюты. Что же касается остальных изменений, мы никак не можем согласиться с тем, что какое-либо из них принципиально изменило сущность экономических процессов. Финансовые пузыри? – первый финансовый пузырь был «надут» несколько сотен лет назад в Голландии («тюльпанная лихорадка»). Электронные деньги? – и что принципиально они меняют в экономике по сравнению с банковскими записями на бумаге, кроме ускорения сделок? Экономические процессы, как и раньше, сводятся к такой комбинации трудовых и природных ресурсов с промышленными и организационными технологиями, чтобы при возможно меньшей затрате ресурсов получить максимум полезного продукта. Два принципиальных типа таких организационных технологий, – сетевой (рыночный) и иерархический (плановый, командный), – тоже известны достаточно давно. Увеличилось количество типов ценных бумаг? – но все они, как и раньше, сводятся, в конечном счете, либо к фиксации прав собственности, либо чьего-то долга.
28 Важно отметить: единственное действительно принципиальное изменение экономической реальности (отказ от золотого обеспечения у доллара) не вызвало у экономистов практически никакой теоретической рефлексии. Финансиализация мировой экономики, рост деривативов, etc., – все это перешло из разряда немыслимого в возможное, а затем стало реальным в результате появления 100% фиатной резервной валюты. Без отражения этого фундаментального изменения «правил игры», – отражения в форме фундаментальной теории, – построение любых частных моделей процессов взаимодействия финансового и реального секторов мировой экономики в принципе не может привести к пониманию происходящего в мировой экономике (и вообще в мире): так же как груда цветных камушков никогда сама собой не сложится в мозаику, если нет общего эскиза.
29 Собственно, именно так и начинает выглядеть современная экономическая наука [22]. Вопрос в том, признать ли это «новой нормой» или же регрессом понятийного знания.
30 Что касается сложности экономических систем: согласимся, экономическая реальность сложна, как и физическая, химическая, социальная… Если бы она была проста и очевидна, наука была бы не нужна (в свое время это отметил еще К. Маркс). В то же время, принципиальная возможность построения универсальных теорий необходимо следует из принципа единства мира: если мир един в своей сути, то есть упорядочен по единым законам, то наука в целом (и каждая отдельная дисциплина) в принципе может быть построена как единая иерархическая система11.
11. при этом мы не утверждаем, что это сделать просто. Может быть, в силу человеческой ограниченности, эту задачу в полной мере и не удастся выполнить. Но мы категорически не согласны с зачислением задачи построения универсальной экономической теории в разряд принципиально нереализуемых утопий (типа создания вечного двигателя).
31 Методологические декларации о «горизонтальном прогрессе» экономического знания возникли не на пустом месте. Как справедливо отметила по этому поводу О. Кошовец [22], это есть попытка легитимизации процесса так называемого «эмпирического поворота» в экономических исследованиях12. Равнодушие эмпирических и экспериментальных исследований к наличию/отсутствию какого-либо теоретического построения/подхода О. Кошковец трактует как следствие тупиковости попыток превращения экономической науки в «чистую» дисциплину гипотетико-дедуктивного типа, замещения содержательных теоретических онтологий формальными [22. C. 18-19, 25-26], а также как процесс трансформации науки в «нечто новое, что мы лишь в силу институциональных и культурных причин продолжаем именовать “наукой”, но предположительно стоит обозначить как “технонаука”» [22. C. 33].
12. «эконометриковерие» по Р. Капелюшникову, то есть абсолютное превалирование эконометрических результатов над общей теорией, когда при конфликте между положениями теории и эконометрическими оценками экономисты отдают безусловное предпочтение вторым, полагая теоретические принципы условностью, не имеющей отношения к реальности [23. C. 13-16].
32 По нашему же мнению, «эмпирический поворот», конечно, трансформация, но отнюдь не развитие науки в «нечто новое», а методологический регресс.
33 Призыв к фактическому отказу от теоретического метода (и замещении гипотетико-дедуктивных теорий эмпирическими обобщениями) отнюдь не нов: это лозунг позитивистов конца ХIX - начала XX веков13.
13. Как уже отмечено выше, ограниченность и тупиковость этого подхода была неоднократно продемонстрирована [8-9; 12-13].
34 Однако значительно архаичнее отказ от принципа единства мира, который ряд авторов стремятся не только объяснить (какими-то якобы объективными «эпистемологическими основаниями»), но и фактически оправдать: «…любая деятельность, связанное с этим целеполагание, результаты и институализированные практики не могут не предполагать общую картину мира. И если в рамках научных занятий ее не формирует теория, значит, она формируется в каком-то другом месте… в рамках научной теории (к тому же формализованной и построенной на логико-дедуктивной основе) противоречие по определению существовать не может (иначе это подрывает ее истинность), но оно может существовать в рамках практик и в “картине мира”. Именно поэтому экономисты не испытывают дискомфорта, находясь в рамках балканизированной реальности и прямо противоречащих друг другу эконометрических оценок» [22. C. 18].
35 Здесь у нас возникает вопрос: что в приведенной обширной цитате подразумевается под «картиной мира», в рамках которой противоречие якобы «может существовать»? Такая «картина мира» – это в любом случае фундаментальная теория, просто неформализованная – представленная в сознании ее носителя в виде набора образов, усвоенных во время обучения шаблонов интерпретации, общих принципов, лежащих в основе восприятия и интерпретации реальности (в нашем случае – экономической)14. Так вот, если такая картина мира (неформализованная теория) толерантна к противоречиям (отвергает принцип единства мира), – это есть переход ее носителей от мышления понятийного к мышлению прото-логическому: как у членов архаических племен, в мышлении которых нормы классической логики (в частности, запрет на противоречие) действительно постоянно нарушаются [25].
14. Иными словами, под «картиной мира» фактически понимается парадигма по Т. Куну [24] – в данном случае неоклассическая парадигма современного экономического мейнстрима.
36 Что формирует «картину мира» современного экономиста? Ответ очевиден: образование, в основе которого лежит неоклассический мейнстрим: с методологией инструментализма15 и верой в «эффективность рынков». Что формирует веру в «эффективность рынков»? – теоретическое ядро мейнстрим (а это – ТОЭР Эрроу-Дебре). Имеет место воистину удивительная ситуация: хотя при проведении конкретных исследований теоретическое ядро мейнстрим практически игнорируется, именно оно продолжает определять основные черты макроэкономической политики в большинстве государств мира.
15. Инструментализм, ставший в последние десятилетия практически методологической нормой мейнстрим, действительно приводит к сугубому эмпиризму: если принципы теории могут быть «какими угодно», то, в конечном счете, и теория в целом может быть какой угодно, но зачем она тогда нужна? Вполне закономерно, что теоретические принципы начинают восприниматься как условность, не имеющая отношения к реальности.
37 тезис об «эффективности рынков» лежал в основе монетаризма (в частности) и неолиберального поворота конца ХХ века (в целом); и он по-прежнему составляет парадигмальную основу и «новой макроэкономики», и «нового макроэкономического синтеза», и конструируемых на этой теоретической базе моделей DSGE (в которые закладывается постулат о стремлении экономики к точке равновесия в будущем)16.
16. Совершенно неадекватна, по нашему мнению, следующая оценка ТОЭР: «…полная формализация теории общего экономического равновесия (ТОЭР) Л. Вальраса, проведенная К. Эрроу и Ж. Дебре, привела в итоге к резкому снижению интереса к ней и маргинализации на периферию экономической науки. Если до этого ТОЭР была теоретическим ядром неоклассического мейнстрима…» [22. C. 28].
38 Эта ситуация – тупик теоретического метода? Но, может быть, причиной тупика в экономической теории является не аксиоматизация как таковая, а совершенно конкретный ее вариант (современный неоклассический мейнстрим)?17
17. А то, что в ведущих международных экономических журналах, вместо поисков выхода из теоретического тупика, нарастает вал публикаций, агрессивно навязывающий «множественность истин» как «новую норму» мышления, связано с тем, что отсутствие адекватного понимания процессов в мировой экономике кому-то выгодно?
39 О нормативизме К. Поппера и философии «множественности истин». К. Поппер – вероятно, самый известный и влиятельный философ науки ХХ века. Во второй половине ХХ века постпозитивистская методология К. Поппера и И. Лакатоса была весьма популярна у методологов экономики. Так, нормативный подход Поппера активно пропагандировал М. Блауг [5]18. Однако, как показал еще П. Фейерабенд, рациональные стандарты попперовского критического рационализма нарушались в процессе развития науки множество раз, и, что особенно важно, эти стандарты должны были нарушаться: «Строгое соблюдение правил не улучшило бы дела, а задержало прогресс науки» [26. C. 473].
18. Методология Поппера предполагает при фальсификации конвенцию, по которой «заранее установлены критерии опровержения: следует договориться относительно того, какие наблюдаемые ситуации, если они будут действительно наблюдаться, означают, что теория опровергнута» [9. C. 247]; иными словами, К. Поппер предлагал запрет на гипотезы ad hoc (в последующем он использовал как синонимы «вспомогательным предпосылкам ad hoc» понятия «конвенционалистские стратагемы» и «иммунизирующие стратагемы»: см. [5. C. 64]).
40 Применительно к экономической методологии критику критического рационализма Поппера дал, например, У. Хэндс [27. C. 231-235], указав на реальные сложности фальсификации научных гипотез, в частности, проблему Дюгема19, и сделав вывод, практически повторяющий вывод Фейерабенда: «Строгая приверженность фальсификационистским нормам буквально уничтожила бы все существующие экономические теории…» [27. C. 235].
19. Проблема Дюгема (именуемая также тезисом Дюгема, а в англоязычной литературе тезисом Дюгема-Куайна) заключается в невозможности «решающего эксперимента», однозначно опровергающего или подтверждающего какую-то конкретную гипотезу: «… физик никогда не может подвергнуть контролю опыта одну какую-нибудь гипотезу в отдельности, а всегда только целую группу гипотез. Когда же опыт его оказывается в противоречии с предсказаниями, то он может отсюда сделать лишь один вывод, а именно, что, по меньшей мере, одна из этих гипотез неприемлема и должна быть видоизменена, но он отсюда не может ещё заключить, какая именно гипотеза неверна» [28. С. 224].
41 Вся философия науки К. Поппера есть, в сущности, попытка решить проблему Дюгема20 путем нахождения неких методологических правил: «…потому, что “мы никогда не можем решительно опровергнуть какую-либо теорию”, нам необходимо наложить методологические ограничения на стратагемы, которые могут использовать ученые для защиты своих теорий от опровержения. Эти методологические ограничения не являются избыточными приложениями к попперовской философии науки; наоборот, они относятся к ее базовым элементам» [5. C. 64].
20. Это замечание полностью относится и к «менее нормативному» варианту философии науки Поппера: «методологии исследовательских программ» его ученика И. Лакатоса.
42 Следует признать, что эта попытка преодолеть проблему Дюгема нормативными предписаниями (создать универсальный критерий для выбора предпочтительной теории) оказалась утопичной, и утопична она в принципе: интеллект любого конкретного методолога ограничен, а истина всегда конкретна21. По этой причине мы считаем, что попперианский нормативизм научным экономическим сообществом был отвергнут22 вполне обоснованно.
21. Интересно отметить, что К. Поппер прекрасно понимал невозможность существования универсального критерия истины [12. С. 444–447], и справедливо указывал, что «отсутствие критерия истины не в большей степени лишает понятие истины смысла, чем отсутствие критерия здоровья делает бессмысленным понятие здоровья». [12. С. 446]. Однако в области методологии Поппер приложил огромные усилия, пытаясь решить столь же утопическую задачу создания универсального критерия для выбора предпочтительных теорий.

22. то, что нормативизм Поппера по факту был отвергнут, констатировал еще М. Блауг [5].
43 С конца ХХ века практическим методологическим стандартом в экономике стал методологический плюрализм: исследователь может следовать такой методологии, какую считает наиболее адекватной, при условии, что эту свою методологию он ясно эксплицирует.
44 Однако методологический плюрализм должен оставаться методологическим: мы имеем в виду, что методология (в нашем случае – экономическая) есть «отрасль знания, изучающая экономическую науку как вид человеческой деятельности» [29. C. 17]. Иными словами, методологический плюрализм не должен выходить за рамки науки. А смысл науки – в поиске истины, иными словами: построении истинных моделей реальности.
45 Преодоление жесткого методологического нормативизма в экономической науке (точнее, его отвержение) привело к тому, что маятник качнулся в противоположную сторону. По нашему мнению, «маятник качнулся» слишком сильно: пришла мода на всякого рода постмодернистские «деконструкции», риторические исследования, etc. [31. C. 51].
46 Здесь важно отметить: все исследования такого рода подразумевают отказ от понятия объективности истины: имплицитно, или даже эксплицитно [32]. Но вот что из этого следует:
47 Наука дает образ мира: в виде иерархии теорий, от фундаментальных до частных. В истинности этого образа (то есть соответствия оного реальности) мы можем убедиться тремя принципиальными способами:
48 1) принимая в качестве основания для последующих выводных предложений (теорем) как можно более очевидные утверждения (принципы);
49 2) строя выводы по правилам логики (что предполагает, в том числе строгое определение всех понятий и отсутствие противоречий в теоретическом знании);
50 3) сравнивая выводные предложения с фактами (то есть опытная, по возможности, количественная, проверка)23.
23. Дополнительно раскроем этот тезис (следуя нашей работе [30]):
51 появление фактов, не согласующихся с наличным теоретическим образом реальности, как верно указал Дюгем, предполагает, что что-то в комплексе теорий следует менять, но не говорит – что именно. перестраивать фундаментальную теорию или предлагать частную гипотезу ad hoc, – каждый конкретный исследователь решает (и должен решать) сам. Поэтому единственно верного пути к истине не существует: наука это творческий процесс, идущий методом проб и ошибок.
52 Но при этом обязательно сохранение согласованности теорий между собой (через их сводимость к теории фундаментальной). Ситуация, когда отдельные теории не согласуются между собой, в процессе развития науки, конечно, неоднократно возникала, но всегда трактовалась как кризис и предполагала усилия по созданию более общей теории, снимающей такого рода противоречия. Поэтому, как только начинаются рассуждения о «множественности истин», «субъективности истины», etc, территорию науки (в традиционном смысле этого слова) мы покидаем.
53 Тенденции, отмеченной (и абсолютизированной) Д. Макклоски [32], – не искать в споре истину, а доказывать «правоту» (и/или утверждать тезис о «множественности истин»), – уже 2500 лет. Впервые в явном виде концепция относительности истины была сформулирована в Афинах софистами, в частности, Протагором: «Ветер холодный для того, у кого нет плаща, и теплый для того, у кого плащ есть»; «человек – мера всех вещей».
54 Жесткую оппозицию софистам в вопросе объективности истины (в том числе – истины моральной) составил Сократ и его последователи (Платон24, Аристотель и их школы). Развитие европейской науки – это развитие линии Сократа, Платона и Аристотеля, предполагающей интерсубъективность и единственность истины25. Эти идеалы не появились (вдруг) в Новое время, – тогда они только были институализированы (в виде школ, университетов, академий…). Обратимся к следующему тезису: «…в обществе модерна и в рамках проекта Просвещения именно наука имела привилегированный статус в вопросах производства общезначимого знания…» [22. C. 33], и зададим вопрос: с чем связан этот привилегированный статус науки? Это результат заговора масонов (каббалистов, инопланетян…)? Или это следствие того, что научный метод дал знания (истинные знания), на основе которых стало возможным создание технологий, развитие экономики, преобразование практически всех сторон жизни человека?
24. Так, Платон просто отождествлял понятия «истина» и «единство», считая их разными названиями одной и той же наивысшей сущности в иерархии идей.

25. Отметим, что слово «софист», буквально значащее «мудрец», потеряло свой первоначальный смысл, и стало означать человека, бессовестно манипулирующего аргументами ради достижения какой-то корыстной цели.
55 Наука имела (и имеет) привилегированный статус потому, что научные знания соответствуют нормам логики и проходят проверку практикой. И это не есть следствие каких-то «решений элит» [33. C. 55-56]. Стремление создавать и поддерживать картину мира, адекватно отражающую реальность, есть экзистенциальная (и инстинктивная) потребность человека, а наука – способ эту потребность реализовать26. Это стремление к истине реализуется, конечно, не вне времени и пространства, а в конкретных институциональных рамках, которые, действительно, могут укрепляться либо разрушаться конкретными действиями конкретных элит. Однако таковые действия могут создать либо разрушить социальные институты науки, но не могут изменить ее эпистемологические и онтологические основания27.
26. Наука не есть что-то принципиально противоположное здравому смыслу, а развитие и упорядочивание априорной способности любого человека к построению идеальных моделей реальности, то есть способности к мышлению [30].

27. Разве были какие-то «эпистемологические основания» в сожжении Александрийской библиотеки? В убийстве римлянами Архимеда? Мы согласны, что в последние десятилетия социальный статус науки действительно принижается (и не только в РФ, но и во всем мире), и за этим действительно могут быть какие-то решения каких-то элит (вполне возможно – финансовых). Но, по нашему мнению, за этим стоят не какие-то эпистемологические и/или онтологические основания, а обыкновенные алчность и мировоззренческая близорукость. Поиск истины как смысл науки не устарел (тем более не потерял своих эпистемологических и онтологических оснований), – за него просто стали меньше платить.
56 Значит ли это, что мы считаем любой субъективизм в социогуманитарном знании чем-то неправильным? Совсем нет: мы не склонны кому-либо что-либо запрещать, и, конечно, никому не запрещаем заниматься постмодернистскими деконструкциями, «риторикой», «технонаукой», etc.
57 При одном условии: не следует называть эти интеллектуальные практики наукой.
58 Если кто-то в самом деле считает, что наука – это проект, который подошел к своему концу и «теперь трансформируется в нечто новое, что мы лишь в силу институциональных и культурных причин продолжаем именовать ”наукой”, но предположительно стоит обозначить как ”технонаука”» [22. C. 33], – это право любого автора. Но следует четко обозначать эту границу, ибо иначе имеет место бессознательное (а у кого-то, может быть, и сознательное) лукавство: при использовании терминов «наука», «методология» для практик, ни наукой, ни методологией по сути не являющихся, происходит легитимизация этих практик авторитетом науки (то есть тем, что «риторики», «техноученые», «постмодернисты» отвергают, а то и осмеивают [32]).
59 Заключение. Сформулируем основные результаты нашего исследования:
60 1. Противопоставления нормативных и позитивных теорий, a также дедуктивно-аксиоматического и конкретно-исторического методов, – в значительной степени схоластичны.
61 2. «Эмпирический поворот» – в сущности, есть регресс к методологии позитивизма конца XIX – начала ХХ века (неадекватность которой была продемонстрирована еще в первой половине ХХ века).
62 3. Практики, принимающие тезис о «множественности истин», выходят за границы науки: даже если нам, как людям, полную истину и не достичь, в рамках науки предполагается, что истина есть, и она едина по своей сути (в силу принципа единства мира).

Библиография

1. Платон. Кратил / Платон. Собр. соч. в 4-х т. // М.: Мысль. 1990. Т. 1. C. 613-681.

2. Петров Ю.А., Захаров А.А. Методологические принципы теорий // Озерск: ОТИ МИФИ. 2000. 28 с.

3. Пуанкаре А. О науке // М. : Наука. 1983. 736 с.

4. Никифоров А.Л. Понятие истины в теории познания // Эпистемология и философия науки. 2008. Т. 16. № 2. С. 50-65.

5. Блауг М. Методология экономической пауки, или Как экономисты объясняют // М.: НП "Журнал Вопросы экономики". 2004. 416 с.

6. Рассел Б. Философия логического атомизма / Рассел Б. Избранные труды // Новосибирск: Сиб. унив. изд-во. 2007. C. 121-221.

7. Витгенштейн Л. Tractatus logico-philosophicus / Витгенштейн Л. Избранные работы // М.: «Территория будущего». 2005. C. 14-228.

8. Popper K. Unended Quest // London: Routledge. 1992. 315 p.

9. Поппер К. Логика научного исследования / Поппер К. Логика и рост научного знания // М.: Прогресс. 1983. C. 33-235.

10. Хэндс У. Нормативная теория рационального выбора: прошлое, настоящее и будущее // Вопросы экономики. 2012. № 10. С. 52-75.

11. Степин В.С. Теоретическое знание // М.: Прогресс-Традиция. 2000. 744 с.

12. Поппер К. Открытое общество и его враги // М. : Феникс. 1992. Т. 2. 528 с.

13. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Новочеркасск: САГУНА. 1994. 354 с.

14. Егоров Д.Г., Егорова А.В. О единстве экономической теории // СПб.: Издательско-полиграфическая ассоциация высших учебных заведений. 2019. 214 с.

15. Arrow K.J., Debreu G. Existence of Equilibrium for a Competitive Economy // Econometrica. 1954. V. 22. P. 265-290.

16. Ефимов В.М. Экономическая наука под вопросом: иные методология, история и исследовательские практики // М.: КУРС: ИНФРА-М. 2016. 352 с.

17. Егоров Д.Г. Неоклассика VS классика: есть ли в экономической теории третий путь? // Мировая экономика и международные отношения. 2016. № 6. C. 35-41.

18. Coase R. The Nature of the Firm // Economica. 1937. N 5. P. 386–405.

19. Coase R. The Problem of Social Cost // Journal of Law and Economics. 1960. N 3. P. 1-44.

20. Балацкий Е.В. О виртуализации экономической науки // Науковедение, №1(17). 2003. C. 154–167.

21. Rodrik D. Economic Rules: The Rights and Wrongs of the Dismal Science // New York: W.W. Norton & Company. 2015. 272 p.

22. Кошовец О.Б. «Горизонтальный прогресс» экономической науки: между конструируемой реальностью и технонаукой: Научный доклад // М.: Институт экономики РАН. 2019. 47 с.

23. Капелюшников Р.И. О современном состоянии экономической науки: полусоциологические наблюдения / Куда движется современная экономическая наука? // М.: Институт экономики РАН. 2018. С. 8–33.

24. Kuhn T.S. The Structure of Scientific Revolutions // Chicago: University of Chicago Press. 1962. 264 p.

25. Леви-Строс К. Первобытное мышление // М.: Республика. 1994. 384 с.

26. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки // М.: Прогресс, 1997. 467 c.

27. Хэндс Д.У. Поппер и Лакатос в экономической методологии / Философия экономики. Антология / под ред. Д. Хаусмана // М.: изд. Института Гайдара. 2012. C. 227-246.

28. Дюгем П. Физическая теория: её цель и строение // М.: КомКнига. 2007. 328 с.

29. Ананьин О.И. Структура экономико-теоретического знания. Методологический анализ // М.: Наука. 2005. 244 с.

30. Егоров Д.Г. Что такое наука и почему мы ей доверяем? // Философия хозяйства. 2013. № 6. C. 143-154.

31. Болдырев И.А. Экономическая методология cегодня: краткий обзор основных направлений // Журнал Новой экономической ассоциации. 2011. № 9. C. 47-70.

32. Макклоски Д. Риторика экономической науки // М.; СПб : Изд-во Института Гайдара; Международные отношения. 2015. 328 с.

33. Кошовец О.Б., Фролов И.Э. Наука в опасности или (техно)наука становится опасной? // Эпистемология и философия науки 2020. Т. 57. № 1. С. 51–58.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести