<h3><strong>&laquo;Духовная атмосфера&raquo; как объект социологического анализа.</strong><strong> </strong></h3>

При изучении общественного сознания и социальной жизни современные социологи часто сознательно или бессознательно стоят на позиции, похожей на представления ученых XVIII<em>–</em>XIX вв. о «нормальном» человеке: сознание – это рациональный разум и логика, а все, что кажется неразумным и алогичным, должно быть вынесено за пределы нормы и преодолеваться. В ХХ в. такой идущий от М. Вебера пан-рационализм (см., напр., [Зарубина, 2020]) постепенно перестают считать нормальной моделью человеческого сознания и поведения. Ведь кажущаяся привычной рациональность даже в рамках западноевропейской цивилизации сформировалась как бытовая норма лишь несколько столетий назад, после Реформации и Просвещения, а в других цивилизациях представления о стандартах человеческого поведения и в наши дни могут быть существенно иными. После совершенного З. Фрейдом переворота в анализе мотивов человеческого поведения достигнуто понимание того, что наряду с сознанием есть подсознание, которое ведет к очень причудливым «играм разума».

Этот сдвиг от сугубо рациональной модели человеческого поведения к пониманию индивидуального разума как сложного конгломерата рациональных и иррациональных побуждений способствовал переосмыслению характеристик и общественного сознания. Оно представляет собой не просто сумму индивидуальных сознаний, благодаря синергетическому эффекту оно добавляет к ним результаты их взаимного влияния. Если иррациональность органично присутствует в индивидуальном сознании, логично ожидать, что она будет наблюдаться и в общественном. Историкам хорошо известны ее проявления – массовые истерии, коллективные психозы, общественные паники (см., напр., [Маккей, 1998]). Есть идущая от популярных столетие назад идей Г. Лебона [2016] и З. Фрейда [2017] традиция трактовать «психологию масс» именно как иррациональную по своей сущности. Однако в ХХ в. такими подходами занимались в основном представители социальной психологии, в то время как социологи на проявления иррациональности общественного сознания обращали мало внимания. Произошло даже терминологическое раздвоение: если в трудах социологов <em>общественное</em> сознание связывается с проблематикой становления рационального гражданского общества, то психологи подчеркивают подверженность <em>массового</em> сознания иррациональным манипуляциям (см., напр., [Поливаева, 2020]). На самом деле такая дифференциация во многом мнимая: рациональное «общество» и иррациональная «масса» – один и тот же социум, только рассматриваемый в разных проявлениях. Подобно тому как человек может одновременно страдать шизофренией и создавать гениальные математические теории (вспомним сюжет известного фильма «Игры разума»), так и общественное самочувствие способно оставаться одновременно рационально-логичным в одних аспектах и эмоционально-алогичным в других.

Актуальность анализа именно психологического самочувствия российского общества в последние месяцы резко возросла. Обществоведы знают, что в кризисные периоды социальные чувства ирационализируются, эмоции часто берут верх над разумом. Истерия, спровоцированная чрезвычайными обстоятельствами, сама становится катализатором их усиления, затягивая государство в социальный катаклизм. Нечто похожее, когда переживание пандемии накладывалось на политический кризис, осенью 2020 г. наблюдалось в Белоруссии, и в США. Именно поэтому в период пандемии очень важно понимать, насколько россияне «держат себя в руках».

Для характеристики эмоционально насыщенных общественных настроений и ожиданий часто используется понятие «духовная атмосфера» (синонимично – «духовный климат», «дух времени»). Такое метафорическое выражение хорошо описывает в значительной степени подсознательный характер формирования и восприятия этого феномена. Действительно, как физическая атмосфера, так и духовная – это незаметные («прозрачные») образования, которых не замечают, но без которых нельзя жить, поскольку они окружают людей и влияют на них ежемоментно, формируя естественный фон всех действий и поступков.

Для изучения этого социального феномена во время общероссийского социологического опроса по репрезентативной выборке (N = 2000), организованного Институтом социологии ФНИСЦ РАН в начале сентября 2020 г., респондентам задавался блок вопросов. Анализ ответов на них позволяет сформулировать некоторые выводы о современном эмоциональном (под)сознании россиян.

Термин «духовная атмосфера» является не научным концептом с точным конвенциональным значением, а скорее широким обозначением «сплава» рациональных и эмоциональных характеристик общественного сознания в конкретный период времени. В связи с этим респондентам было предложено следующее ориентирующее указание: «<em>для характеристики общественных настроений и ожиданий нередко используется понятие “духовная а</em><em>т</em><em>мосфера”</em>».

Существует два пути для анализа названной категории, которая далее трактуется как характеристика преимущественно эмоциональной компоненты общественного сознания. С одной стороны, можно обобщать информацию об индивидуальных эмоциональных состояниях современных россиян, рассматривая «духовную атмосферу» общества как их сумму. С другой <em>– </em>можно спрашивать респондентов не только об их личных эмоциях, но и о том, как они сами воспринимают «духовную атмосферу» современного российского общества. Последующий анализ построен на использовании обоих подходов.

<h3><strong>&laquo;Духовная атмосфера&raquo; как переживание настоящего (повседневности).</strong></h3>

Во время начавшихся в 2014 г. мониторинговых опросов Института социологии РАН¹ в каждой волне фигурировал с небольшими вариациями вопрос: «<em>Как б</em><em>ы в</em><em>ы охарактеризовали свое повседневное эмоционально-психологическое состояние?</em>» Он влючался и в некоторые предшествующие опросы (например, в 2013 г. – в исследовании «Бедность и бедные в пореформенной России»). Учитывая, что людям психологически затруднительно признаваться в том, что их «обуревают» негативные эмоции, респондентам обычно предлагали также описать эмоционально-психологическое состояние своего окружения (родственников, друзей, коллег), исходя из предположения, что особенности самого респондента вероятнее совпадают с характеристиками людей референтной группы. Можно проследить, как за последние восемь лет менялись самооценки эмоционального состояния россиян (табл. 1).

Как видно из сопоставления опросов разных лет, основные эмоции, демонстрируемые абсолютно во всех опросах, – «спокойствие, уравновешенность» (43<em>–</em>56%) и «тревожность» (14<em>–</em>33%). Психологическому здоровью россиян, как кажется, можно только позавидовать: положительные эмоции проявляет около или, заметно чаще, больше половины россиян (от 48,2% в 2020 г. до 62,6% в 2018 г.), а откровенно негативные эмоции («раздраженность», «озлобленность» и «агрессивность») – не более 13%.

В последовательности высших и низших значений разных эмоциональных состояний хорошо видна разница между периодами 2014<em>–</em>2016 гг. (время экономического кризиса) и 2017<em>–</em>2019 гг. (относительно благополучное время между рецессиями). Действительно, на 2014<em>–</em>2016 гг. приходятся максимумы почти всех (кроме «безразличия, апатии») негативных эмоций и минимум позитивной «эмоциональной приподнятости». Зато до- и межкризисные годы, наоборот, отмечены максимумом обоих позитивных психологических состояний и минимумы почти всех (кроме «безразличия, апатии») негативных.

Начавшийся весной 2020 г. «корона-кризис» уже успел «потушить» позитивные эмоции (интегральный показатель оказался на самом низком за весь период уровне), но еще не «возбудил» подъем всех негативных эмоций (хотя «тревожность» уже существенно выросла). На примере переживания 2014<em>–</em>2016 гг. заметно, что при затяжном кризисе негативные эмоции растут не сразу. Так что по крайней мере на рубеже 2020<em>–</em>2021 гг., когда кризис будет продолжаться, следует ждать дальнейшего повышения негативных самооценок и снижения положительных. Последние по состоянию на сентябрь 2020 г. уже стали отрицательными «рекордсменами» всех 11-ти замеров.

Для более объективного анализа эмоционального самочувствия респондентов, целесообразно опираться на данные ими характеристики своей референтной группы. Во время мониторинговых опросов 2014<em>–</em>2016 гг. уже отмечалось, что здесь действует эффект проекции, когда респонденты проецируют на окружающих негативные чувства, которые испытывают сами, но боятся в этом признаться даже себе [Российское общество..., 2016: 45]. Непосредственно сопоставимыми с данными 2020 г. являются результаты опросов 2018<em>–</em>2019 гг. (табл. 2).

Когда респонденты характеризовали эмоционально-психологическое состояние своего окружения, то самочувствие россиян оказалось гораздо более проблемным, чем могло бы показаться по самодиагностике. По-прежнему доминируют «спокойствие, уравновешенность» и «тревожность». Однако позитивные эмоции «окружающие» россияне проявляют заметно реже самих респондентов (в 2018<em>–</em>2020 г. – 32<em>–</em>38%, а не 43<em>–</em>47%). Гораздо чаще при оценке окружающих говорится об отрицательных чувствах – как «безразличии, апатии» (в 2018<em>–</em>2020 гг. – 13<em>–</em>19%, а не 11<em>–</em>13%), так и «раздраженности» (соответственно 11<em>–</em>15%, а не 6<em>–</em>8%). Такая ярко негативная эмоция как «озлобленность», которую принято скрывать, говоря о себе, проявляется в оценках референтной группы даже втрое чаще: в 2018<em>–</em>2020 гг. за собой ее замечали 1<em>–</em>2% россиян, а за своим окружением – 3<em>–</em>6% (показатели близки к ошибке выборки).

Сделанный ранее вывод о зависимости колебаний эмоций россиян от динамики социально-экономической конъюнктуры полностью сохраняет свою силу. Действительно, сопоставление кризисного 2015 г. и посткризисного 2017 г. указывает на рост обеих положительных эмоций и снижение «тревожности». А период 2018<em>–</em>2020 гг. демонстрирует, наоборот, тенденцию к ухудшению социальной «атмосферы»: при сдвиге от «нормального» состояния к новому кризису доля обеих положительных эмоций снизилась с 45 до 35%, в то время как «тревожность» выросла с 20 до 30%.

Может рост негативных ощущений остается для современных россиян лишь личным переживанием, никак не влияющим на их социальное поведение? Проверим гипотезу, согласно которой активность индивида прямо зависит от его типичного эмоционального самочувствия. Иными словами, ответим на вопрос: будут ли люди, демонстрирующие положительные эмоции, активнее искать работу, активнее пользоваться социальными сетями, имеют ли они более широкий горизонт планирования и т.д.?

Чтобы проверить данную гипотезу, сопоставим по данным на 2020 г. две полярные группы: демонстрирующих «эмоциональную приподнятость» и/или «спокойствие, уравновешенность» у самого себя и своего окружения (30,1% всех респондентов) и демонстрирующих «раздраженность» и/или «озлобленность» и/или «агрессивность» (4,7%) соответственно. В качестве проявлений жизненной активности рассмотрим ответы респондентов на анкетные вопросы о том, пытаются ли они улучшить свое материальное положение и на какой период они планируют жизнь.

Гипотеза подтвердилась лишь частично (табл. 3). Только по планированию своей жизни четко видно, что люди с положительными эмоциями делают это заметно чаще, чем в среднем по выборке, в то время как личности с ярко негативными ощущениями строят планы реже среднего (разница – 15,0 п.п.). В гораздо более слабой форме заметна разница в нежелании улучшать свою жизнь (лишь в 3,5 п.п.), причем у представителей обеих групп наблюдаются отклонения от среднего уровня в одну сторону.

<h3><strong>&laquo;Духовная атмосфера&raquo; как переживание ожидаемого будущего.</strong></h3>

Эмоциональное состояние любого индивида связано не только с реальным настоящим, но и с предполагаемым будущим. Оба этих образа влияют друг на друга: ожидание «трудных времен» «отравляет» самое прекрасное настоящее, но одновременно позитивное переживание современной ситуации генерирует оптимистические надежды на завтрашний день. Рассмотрим, как респонденты отвечали на вопрос: «<em>Уверены ли вы в в</em><em>ашем благо</em><em>приятном личном будущем?»</em>

Для проверки взаимосвязи оценок современного эмоционального состояния и уверенности россиян в своем будущем проанализируем по данным опроса 2020 г. таблицу сопряженности этих характеристик (табл. 4). Как и ожидалось, четко видна прямая корреляция между текущим эмоциональным состоянием и уверенностью в своем будущем: среди граждан с позитивными эмоциональными характеристиками чаще всего встречается умеренная уверенность в будущем; в группе россиян с умеренно-негативными характеристиками – умеренная неуверенность; наши соотечественники с резко-негативными характеристиками чаще всего «совершенно не уверены» в своем завтрашнем дне. Это подтверждает предположение, что уверенность россиян в собственном будущем – в первую очередь отражение их текущего эмоционального состояния. В таком случае следует ожидать, что выводы, которые были сделаны относительно характеристик их повседневного эмоционального состояния, будут повторяться и при анализе их эмоционального восприятия личного будущего.

Действительно, изучение динамики показателей (не)уверенности россиян в своем грядущем дне (табл. 5) подтверждает оба предыдущих наблюдения – высокую стабильность эмоциональных переживаний и их зависимость от колебаний экономической конъюнктуры.

По всем трем сопоставимым замерам хорошо видна высокая стабильность доли четко артикулированных ответов: доля «полностью уверенных» почти не меняется (5<em>–</em>6%), а доля «совершенно не уверенных» варьируется не слишком значительно (13<em>–</em>20%). Вероятнее всего, эти крайние группы примерно соответствуют соответственно «верхам» и «низам» опрашиваемого населения³.

Поскольку основную массу россиян составляют те, кто демонстрирует «спокойствие, уверенность» и «тревожность», то и среди оценок личного будущего преобладают средние (неартикулированные) оценки. В 2008 г., за несколько месяцев до кризиса, преобладали оценки «скорее не уверен»; в 2016 г., когда Россия выходила из кризиса, – наоборот, «скорее уверен»; в 2020 г. эти две оценки высказывались почти одинаково часто. При этом даже во время посткризисного замера осенью 2016 г. превалирование суммарных показателей «уверен» (44,5%) над суммарными «не уверен» (41,4%) было незначительным. Во время других замеров ответы «не уверен» высказывались существенно чаще, чем «уверен»: в 2008 г. – 54,3 против 39,1%, а в 2020 г. – 49,0 против 36,0%. Может создаться впечатление, будто для россиян вообще типично быть неуверенными в своем будущем. Однако надо учитывать, что приведенные данные отражают период после 2007 г., когда в экономике России длительный период быстрого роста сменился чередованием кризисов и вялых подъемов, что объективно затрудняло даже специалистам давать оптимистические оценки будущего.

При анализе влияния данной формы социальных чувств на социальную деятельность проверяется та же, что и ранее, общая гипотеза, что более оптимистическое мировосприятие стимулирует более активную жизнедеятельность, а более пессимистическое – менее активную. Проверка показала (табл. 6), что эта гипотеза подтверждается по обеим формам проявления аномии: у россиян, полностью уверенных в своем будущем, показатели лучше средних по выборке, а у россиян, совершенно не уверенных в своем будущем, они, наоборот, хуже. Данная закономерность сильнее всего проявляется в отношении отказа от планирования своей жизни (разница в 37,4 п.п.), слабее всего – по отказу от действий по улучшению своей жизни (разница в 17,0 п.п.).

В этой связи можно предположить, что вопрос об уверенности в будущем точнее выявляет эмоционально-психологическое состояние респондента, чем прямой вопрос о его повседневном самочувствии. Сильная общекультурная установка на блокирование любых «ненормальных» эмоций («неприлично» казаться как восторженно-приподнятым, так и раздраженно-озлобленно-агрессивным) мешает людям реально оценивать и свое состояние, и окружающих людей. Зато в отношении восприятия будущего общекультурная ориентация (на ожидание «светлого будущего») имеет более слабый характер и менее «смазывает» самооценку.

<h3><strong>&laquo;Духовная атмосфера&raquo; как характеристика общественной жизни.</strong></h3>

Теперь рассмотрим ответы на те вопросы, в которых респонденту предлагалось охарактеризовать современное состояние российской «духовной атмосферы» – как объективную реальность, не зависящую от воли и сознания самого респондента. Отвечая на вопрос: «<em>Как бы в</em><em>ы могли оценить состояние духовной атмосферы, которое сложилось сего</em><em>дня в стране в целом и в месте в</em><em>ашего проживания?», </em><em>–</em> почти половина респондентов выбирала неартикулированный вариант ответа, считая «духовную атмосферу» в стране и в месте проживания неопределенно-противоречивой (табл. 7). Не исключено, что респонденты просто чаще выбирали модальный (средний) вариант ответа, не имея четких представлений по существу вопроса (т.е. что неопределенной является не столько сама «духовная атмосфера», сколько представления россиян о ней). Частоты оценок «атмосферы» в стране в целом оказались мономодальными и почти строго симметричными: 20% считающих «атмосферу» благоприятной уравновешиваются 22% считающих ее неблагоприятной). Зато при оценке «духовной атмосферы» в месте проживания респонденты проявили гораздо больший оптимизм: чаще всего они по-прежнему выбирали средний («неопределенный») вариант ответа, но при этом ответы о благоприятной «атмосфере» звучали вдвое чаще (33 против 17%), чем ответы, что она «в целом неблагоприятная».

Поскольку для общественного сознания постсоветской России, как многократно указывалось в социологических исследованиях, типично общее состояние неудовлетворенности («травмированности» [Тощенко, 2020]), то такие оптимистические оценки «духовной атмосферы» (во время пандемии) кажутся парадоксальными. То, что состояние в местах проживания респондентов расценивается ими существенно лучше, чем в стране в целом, как раз удивления не вызывает. Во время предыдущих социологических исследований многократно отмечалось, что россияне при ответах на вопросы о ситуации в России <em>всегда</em> оценивают ситуацию там, где они живут, как заметно лучшую в сравнении с ситуацией в стране в целом. Это рассматривается как результат систематического «запугивания» через СМИ, когда общенациональные новости состоят в основном из «сенсационных» сообщений о различных негативных событиях, с которыми в повседневной жизни люди сталкиваются редко или никогда. Неожиданным выглядит другое – то, что в месте проживания респондентов «духовная атмосфера» оказывается в целом не просто «неопределенно-противоречивой», а скорее благоприятной.

<p>Если сопоставить ответы на вопрос об оценке &laquo;духовной атмосфере&raquo; с ответами на стандартный вопрос об оценке &laquo;общей ситуации&raquo; (табл. 8), этот контраст выглядит нагляднее. Здесь тоже бросается в глаза, что чем &laquo;ближе&raquo; оцениваемая ситуация к самому респонденту, тем чаще ее оценивают как нормальную и спокойную. Но при этом негативные оценки (когда ситуация оценивается как кризисная или катастрофическая) даже применительно к уровню муниципального образования высказывают 41% респондентов, тогда как при оценке &laquo;духовной атмосферы&raquo; в месте проживания ее считают неблагоприятной менее 17%, т.е. более чем вдвое меньше.</p>

Этот парадокс можно объяснить тем, что, по мнению многих россиян, «духовная атмосфера» в стране на самом деле существенно лучше, чем общая ситуация, которая включает в себя не только состояние «духа» людей, но и сугубо материальные условия их жизни. Анализ ответов россиян на уточняющий вопрос «<em>К</em><em>ак на духовную атмосферу нашего общества сегодня влия</em><em>ют следующие факторы?»</em> выявил парадокс: хотя «духовную атмосферу» россияне чаще всего оценивают как неопределенно-<em>противоречивую</em> (а в местах проживания – с уклоном в <em>благоприятные</em> оценки), однако абсолютно <em>все</em> факторы, которые могут на нее влиять (включая доверие к президенту), оцениваются россиянами как оказывающие преимущественно <em>негативное</em> влияние (табл. 9). Если решительно все факторы влияют негативно, то как в результате их совокупного влияния может возникнуть неплохая (а в местах проживания – даже скорее хорошая) «духовная атмосфера»?

Необходимо вспомнить, что анализируемые эмоциональные оценки по самому определению относятся к той сфере общественного сознания, которая не подчиняется строгой логике. Видимо, отмеченное противоречие – реальность жизни современных россиян: с одной стороны, у многих из них (особенно, у людей старших возрастов) сохраняется «постсоветская травмированность», чувство «потери старого мира без обретения нового», но, с другой – есть и ощущение, что жизнь продолжается и что в ней позитива в целом больше, чем негатива. Играет роль и общая атмосфера «информационной войны», когда сторонники разных идеологий непрерывно убеждают россиян, что в их жизни многое плохо из-за вредного влияния разных субъектов. В результате у большинства россиян о каждом объекте критике (предприниматели, госчиновники, политики, внешние силы, деятели культуры, президент…) создается неопределенно-критическое впечатление. Ведь однозначно негативно респонденты оценивают влияние лишь социальной сферы, экономики и пандемии, в то время как по всем остальным факторам самая частая оценка (33<em>–</em>44%) – это признание противоречивости влияния. В то же время попытки убедить россиян, что их жизнь по вине объектов критики плоха, удаются в гораздо меньшей степени. В результате возникает противоречие между сложившимся под влиянием СМИ ощущением, что на «духовную атмосферу» решительно все и всё влияют плохо, и личным самоощущением, что в целом в современной России жить в общем-то <em>не</em>плохо.

Следует обратить внимание, что в кажущейся алогичности оценок «духовной атмосферы» все же есть определенная логика. Действительно, хотя все факторы, влияющие на нее, чаще оцениваются респондентами отрицательно, но по иерархии «чистых» отрицательных оценок (4-й столбец в табл. 9) хорошо прослеживается три группы факторов – с незначительным (4<em>–</em>10 п.п.) превышением негативных оценок влияния над позитивными, со значительным (17<em>–</em>22 п.п.) и с очень значительным (38<em>–</em>66 п.п.) превышением. В первой группе преобладают микрофакторы межличностного общения (доверие/взаимопонимание, социальные сети); из макрофакторов в этой группе – только доверие к президенту. Во второй группе заметно доминирование макрофакторов политического значения (международное положение, политика СМИ, правоохранительная/судебная система). Наконец, в третьей группе – только макрофакторы социально-экономического характера (социальная сфера, экономика, корона-кризис). В результате выстраивается иерархия обстоятельств жизни россиян по степени их «вредности» для «духовной атмосферы»: хуже всего влияет экономика, чуть лучше воздействует политическая жизнь, а повседневная жизнь и доверие президенту влияют лучше всего (точнее, «вредят» меньше остальных). Такая иерархия вполне логична для постсоветской России, где не только «простые» граждане, но и специалисты очень недовольны национальным экономическим развитием, спорят о степени диструктивности политической системы и питают сильные надежды на постепенное «выздоровление» «травмированного» социума.

Для выявления влияния оценок состояния «духовной атмосферы» на поведение россиян сформулируем гипотезу, аналогичную проверяемым ранее: чем позитивнее респондент оценивает «атмосферу», тем ниже будет его аномия в разных сферах жизни. Как и раньше, для проверки сопоставим полярные группы: считающих «духовную атмосферу» благоприятной одновременно в стране в целом и в месте их проживания и убежденных в ее неблагоприятности и там, и там.

Самая сильная корреляция обнаруживается между оценками «духовной атмосферы» и действиями по улучшению своего материального положения (табл. 10): считающие «атмосферу» неблагоприятной существенно чаще (на 9,8 п.п.) отказываются от таких действий, считая их бесполезными и предпочитая «плыть по течению». Слабее ожидаемая корреляция проявляется в отношении планирования жизни (разница в 6,5 п.п.).

<h3><strong>Общие выводы.</strong></h3>

Подчеркнем еще раз, что социальные чувства, которые в анализируемом опросе обозначались как «духовная атмосфера», остаются малоисследованной областью социологии общественного сознания, которая предпочитает изучать рациональные мысли и действия, отвлекаясь от эмоций. Даже историки, хорошо знакомые с многочисленными проявлениями «безумства толпы» (Ч. Маккей), изучают преимущественно лишь экстремальные проявления социальных чувств, но гораздо реже рассматривают повседневную эмоциональную жизнь. В результате «человек социальный» под влиянием веберианского подхода невольно сближается с шаржированной моделью homo economicus, который думает и поступает сугубо рационально. Презумпция рациональности не позволяет даже поставить многие важные вопросы – например, является ли спокойно-уравновешенное поведение реальной социальной нормой, или же модальной личностью могут быть и люди с постоянно-тревожным мироощущением.

Проведенное исследование намечает, таким образом, перспективу изучения общественного сознания россиян, которая сохранит актуальность и после изживания последствий пандемии.

Напрашивается вывод, что собственное эмоциональное состояние является тем феноменом, который обычный россиянин не слишком склонен рефлексировать, прикрываясь «маской» спокойной уравновешенности с элементами тревожности, неизбежной в «эпоху перемен». Видимо, о реальном эмоционально-психологическом состоянии россиян лучше судить не по прямым вопросам, а по косвенным – о состоянии окружающих их людей, на которых респонденты проецируют <em>своё</em> состояние, и об их оценках лично-актуальных аспектов жизни (например, уверенности в благоприятном личном будущем). При таких подходах спокойно-уверенное эмоциональное состояние оказывается не абсолютной нормой, а локальной, которой соответствует лишь примерно 1/3 россиян. Как и следовало ожидать, эмоциональное состояние россиян ухудшается в периоды экономических кризисов (включая текущий) и улучшается в периоды экономических подъемов, при этом приоритеты эмоциональных состояний остаются стабильными.

Оценки россиянами «духовной атмосферы» (как им было предложено называть социальные чувства) подчиняются примерно тем же общим закономерностям, что и другие оценки современной ситуации. Наши соотечественники считают текущие обстоятельства опасными на уровне страны, но относительно спокойными в месте своего проживания. При этом факторы, влияющие на ситуацию, они рассматривают как оказывающие чаще негативное влияние, чем позитивное. Такое парадоксальное восприятие современной жизни объясняется, вероятно, современной подачей гражданам актуальной информации о жизни общества, когда «малый мир» кажется безопасным, а «большой мир» – полным угроз.

Предложенная гипотеза о прямой взаимосвязи между позитивным эмоциональным состоянием и позитивными социальными действиями нашла подтверждение. Наиболее выраженно корреляция обнаруживалась по отношению к планированию жизни: чем хуже эмоциональное состояние, тем чаще люди отказываются от планов, даже на год вперед, считая это бесполезным. Самые сильные корреляции между эмоциональным состоянием и тестируемыми социальными действиями обнаружены при изучении такого типа эмоциональных оценок как уверенность россиян в своем будущем (возможно, это связано с тем, что уверенность в будущем – не только эмоциональный, но частично и рациональный компонент общественного сознания).